2016-2-29 22:00 |
В начале 2016 года киноманы отпраздновали встречу с восьмым фильмом великого и ужасного Квентина Тарантино. "Омерзительная восьмерка" (18+)снискала благожелательные отклики критиков всего мира.
И даже очевидная театральность, камерность и диалоговая затянутость его новой работы не помешали восторженным похвалам и многократным просмотрам. В разгар прошедшей оскаровской гонки хочется поразмыслить о том, кто он - сегодняшний Тарантино.
О Тарантино редко пишут серьезно. Впрочем, это вполне адекватный способ оценки - судить о произведениях по законам их автора. И если автор - "ироничный гуманист", как его вполне справедливо окрестили, да еще и "поэт толерантности с двумя пистолетами на поясе", то тон развязности и похахатывания, избираемый сочинителями почти всех тарантиновских рецензий, кажется единственно верным. Шутить - так шутить. Стрелять - так стрелять. Но ни того ни другого почему-то не хочется.
После "Джанго" это было только чувством, а сейчас превратилось почти в убеждение. Поздний Тарантино мудр, серьезен и положителен, как моралист, в общем, он не только прикалывается. Чем старше режиссер, тем труднее определить, чего в его работах больше - абсурда жизни или ее ужаса. Или он уравнивает их, как Ницше? Или побеждает
В 90-е он ворвался в кино, как варвар, но и как потрясающе богатый наследник традиции тоже. Разрушитель кино и продолжатель кино. При этом ни в какой тренд, направление или плеяду его не впихнешь, он сам себе господин, сам себе голова и пуля. Какой вкус, какое верное соответствие между "что" и "как", какое чувство ритма и, конечно же, юмора! Эстет навыворот. Гений комедии в маске злого ребенка. Творчество как служение и тем более как жертвоприношение ему незнакомо. Хотя жертвы (в прямом смысле слова) случаются часто.
Однако в чем сущность этих жертв - беспримерная мерзость насилия, убойная бессмыслица или справедливость воздаяния-отмщения? Кажется, что и окраска его киносмертей, сводящих с ума тарантиновских поклонников, видоизменяется в зависимости от возраста автора. Бешеное мочилово сменяют справедливые смертные казни, а в изобретательнейших кровавых гегах сквозит чаплиновская нежная снисходительность к своим героям. Вот в "Восьмерке", например, пленница Дейзи Домерг - омерзительное ничтожество. Кто с этим поспорит? Но Тарантино с веселым прищуром смотрит на ее выходки и, словно подбадривая, кричит: "Жги, детка, покажи нам веселый танец". Правда, это веселье и подбадривание лишь до поры. Детку отшлепают и накажут добром с кулаками, и мало не покажется.
Юмор - дар. Сделаться юмористом нельзя. Но меняться юмористу можно. С шедеврами комической бессмыслицы (такими, как "Четыре комнаты"), судя по всему, покончено. Пониженная социальная ответственность в прошлом. Юмор Тарантино стал увеличительным стеклом, наведенным на наше повседневное зло, на наше сегодня. Каковы новые темы и интересы Тарантино? Гитлер, фашизм, рабство, неравенство, война между Севером и Югом. . . Вряд ли все дело в тренде - в моде на ретро и на побег в прошлое. Что бы он ни прихватил в последнее время в истории человеческой, все пахнет расизмом, ложью и несвободой. Они и есть главные гадость, мерзость и грязь в открытой сатире Тарантино на современный "многополярный" и "толерантный" мир, далекий от толерантности, многополярности и глобального понимания, как американский Север от американского Юга в период всем известной войны.
В его фильме "Омерзительная восьмерка" - ложь повсюду, во всех. С каждым кадром она растет, превращаясь в некую всеобщую, мировую, глобальную Ложь с большой буквы. Но если есть такая, то должна же существовать где-нибудь, в ком-нибудь, как-нибудь и единая мировая Истина. Тонкий, как чудо и надежда, кантовский нравственный закон внутри нас. . . И в фильме Тарантино он отыскивается! Причем, чуется мне, именно ради этой находки все и затевалось.
Странно как-то, что в отзыве о Тарантино всплыл старик Кант, и что сейчас придется перейти на пафос Все, что человек находит в себе несговорчивого, окончательного, неустранимого, престав играть с собой, с другими, с жизнью и со смертью в прятки, все, что мы называем "образом и подобием" - совесть. Она, как одинокая звезда, восходит над повальной тьмой, над одичанием и опустошением мира "дикого, дикого", как запад, над границей между своим и чужим, кровоточащей, словно порез. Над всеобщим беспределом. Над расовой ненавистью. Над развалинами мироздания. Трудно поверить, что на этих развалинах тарантиновскому герою только и остается, что тревожиться, не оказаться бы предателем себя и Истины. Но это так. Финальный выбор шерифа Криса Мэнникса своей чистотой смывает адовы тонны обмана, притворства, фокусничанья, самолюбия, подлости и злобы. Письмо Линкольна, даже разоблаченное и скомканное, греет не хуже толстовской "скрытой теплоты патриотизма", а лиризм заливает собой тотальную иронию.
Или это был лишь сарказм, Тарантино? Только "отличный танец" и никакого Канта?
.Подробнее читайте на magmetall.ru ...